Теория механизмов и души - Страница 82

-- Кхм. Вы случайно не писатель? -- полюбопытствовала я, пока выполняла распоряжение хозяина дома.

-- Я читатель, -- с ироничной улыбкой ответил Леста. -- Профессиональный. Всю жизнь проработал в библиотеке.

-- А как же вы в таком случае умудрились связаться с секретчиками Тёмной стороны? -- удивилась я.

-- По счастью, я так же всю жизнь дружен с Биндой, -- весело пояснил мужчина.

-- Он, насколько понимаю, в курсе вашей деятельности?

-- Разумеется. Самое приятное, ничего трудного, опасного, противозаконного или недопустимого с моральной точки зрения от меня не требуется: передать письмо или пару слов, вот и всё, -- выкладывая еду на тарелки, пояснил хозяин дома. -- Деньги за это платят не так чтобы большие, но с учётом сложности работы -- очень хорошие. В любом случае, приятная прибавка к содержанию, позволяющая спокойно жить в собственном доме и баловать себя приятными мелочами. Не те у меня запросы, чтобы жаждать больших денег. Приятного аппетита.

Готовил мужчина потрясающе. Сравнивать вкус местных блюд с привычными получалось с трудом, но, кажется, кулинаром он оказался даже лучшим, чем моя экономка.

-- Вы меня обманули. Вы не профессиональный читатель, а профессиональный повар, -- заметила я, с грустью глядя в пустую тарелку. Удручало понимание, что добавка в меня попросту не влезет. -- Спасибо, всё было очень вкусно.

-- У каждого человека есть как минимум один дар, и если посчастливится таковой в себе открыть, результат получится изумительный. Кажется, мой дар -- вот это, -- он с усмешкой кивнул в сторону плиты.

После еды хозяин оставил меня одну, попросив чувствовать себя как дома, но наверх не подниматься. Любопытство принялось грызть меня с удвоенным энтузиазмом, но лезть туда, куда попросили не заглядывать, -- это как-то совсем по-детски. Наверняка там, наверху, располагается спальня, в которой может присутствовать то, чего так не хватало нижнему помещению -- печать индивидуальности, что-то очень личное. А лезть в личное пространство без разрешения я уж точно не собиралась.

За дверцей при входе, как я и предполагала изначально, обнаружилась уборная. Воспользовавшись ей по назначению и окончательно приведя себя в порядок, я решила развлечься осмотром доступной части дома, и только утвердилась в мысли, что здесь не всё в порядке -- не то с самим хозяином, не то с этой комнатой. Здесь оказался очень странный выбор книг для человека, всю жизнь проведшего в библиотеке и не имеющего семьи. Такое ощущение, что некто подбирал и расставлял их исключительно по цвету и форме, не обращая внимания на содержание: вперемежку стояли детские книги, учебники, художественная литература и научные труды из самых разных областей знаний от юриспруденции до охлаждения металлов и от биологии до метеорологии.

Я попыталась расшевелить собственное чутьё и узнать его мнение относительно хозяина дома, но интуиция скромно помалкивала. Кажется, её тоже утомила долгая дорога. Увы, но и логика ничего внятного подсказать не могла: я просто не понимала, зачем бы господину Онуру могла понадобиться подобная маскировочная обстановка. Причуда? Маниакальное нежелание показывать кому-то что-либо личное? Или мне просто чудится? Других вариантов не нашлось. Задумавшись, стоит или нет обращаться с такими вопросами к хозяину, решила на всякий случай не заострять внимание, но наблюдать пристально.

В конечном итоге я устроилась на диване с парой детских книг о природе. Оба тома оказались подробными, красивыми -- со множеством ярких цветных иллюстраций -- и, вероятно, дорогими. Господин Онур отсутствовал достаточно долго, но заскучать за это время я не успела, даже заметно расширила свой кругозор.

Мужчина сообщил, что гостя стоит ждать к ужину, а градус его благодушия и расположения заметно повысился: кажется, библиотекарь каким-то образом понял, что его просьбу я не нарушила и любопытный нос на второй этаж не сунула. После этого Леста вежливо предложил мне прогулку по городу, и когда я столь же вежливо отказалась, с явным облегчением поднялся наверх, наказав при необходимости звать его, но по лестнице всё же не подниматься.

Призвав к порядку поднявшее голову любопытство, я вернулась к книгам.

Бинда Олем оказался точен, как хорошие часы, и прибыл без пяти семь, когда стол в обеденной части большой комнаты уже накрыли на четыре персоны (он планировал прийти не один, но с кем -- хозяин дома не знал). Я с некоторым недоумением наблюдала за приготовлениями -- это больше походило на небольшой светский вечер, чем на встречу старых друзей, -- но честно помогла хозяину дома с сервировкой, в очередной раз напомнив себе, что чужие порядки -- это чужие порядки, и лезть в них глупо.

Лично мастера Олема я видела впервые. Во время предыдущей совместной работы над протезом для Муха мы общались исключительно при помощи почты: ни мне, ни ему не хватало времени на разъезды, а почтовое сообщение и банковские связи между двумя сторонами Мирового Диска работали в то время без перебоев, письмо долетало до адресата за два-три дня. Идею мою свел поддержал с первого письма: он давно уже лелеял мысль о чём-то подобном, и мы буквально нашли друг друга -- специалист по искрам, механик и добровольная жертва, с искренним восторгом принимавшая любые эксперименты над собственным организмом.

Бинда Олем выглядел старше своего друга, но при этом всё равно не казался дряхлым или немощным. Невысокий, юркий и несколько суетливый сухонький старичок, брызжущий энергией так, как дано мало кому из молодых. И рядом с Лестой он смотрелся особенно выигрышно: библиотекарь казался чрезвычайно уставшим от жизни и тяготящимся ею, а Бинда, напротив, готов был прожить ещё пару-тройку сотен оборотов, и этого бы всё равно показалось мало.