Теория механизмов и души - Страница 100

100

Нет, доктор Ивит не считал себя забытым одиноким стариком и таковым не являлся. Но... жена умерла восемь оборотов назад, трое сыновей выросли, у всех свои семьи. Они любили и регулярно навещали отца, с удовольствием с ним разговаривали, помогали -- стыдно жаловаться.

Вот только мужчина знал, что именно подтолкнуло к решению, которое он сейчас воплощал в жизнь. Пожалуй, последняя возможность почувствовать себя по-настоящему нужным. Не потому, что отец, родной человек, богатый опытом старожил Госпиталя и вообще о стариках положено заботиться, а потому, что способен сделать нечто важное, полезное и недоступное прочим. Достойное завершение достойной карьеры, решительный и настоящий поступок -- когда ещё появится шанс разнообразить подобным насыщенные, но -- однообразные будни? Как там сказал этот забавный юноша с Тёмной стороны? Глупо не поучаствовать в таком катаклизме, когда он разражается вокруг...

Коридоры Госпиталя, залитые тусклым нездоровым светом, по ночному времени пустовали. Шаги отдавались гулким шелестом, и казалось, что следом семенит целая толпа таких же неуклюжих типов. Посты дежурных сестёр, пару раз попались мучимые бессонницей пациенты -- вот и вся жизнь больничных переходов. Лишь когда Плира шёл через вотчину хирургов, над головой, на следующем этаже, слышалась какая-то суета. Грохотали двери, кто-то куда-то спешил -- такая специфика работы.

Палата Первого арра располагалась в отделении для скорбных разумом. Вся охрана покоя Верды Аото сейчас состояла из одной дородной сиделки, дремавшей в кресле у входа в палату. Она даже не вздрогнула, когда доктор Ивит прошёл внутрь. Кажется, номинального правителя Светлой стороны уже списали со всех счетов, и жизнь его никого не интересовала. По крайней мере, среди тех, кто отдавал приказы.

В палате пахло... болезнью. Не какой-то конкретной, а общим состоянием обречённости, когда за жизнь и здоровье больного не борется уже никто, начиная с него самого. Гнусный, гадкий запах; смерть души пахнет хуже смерти тела, а в дурных запахах старый патологоанатом толк знал.

Единственный пациент содержался в чистоте и порядке, и тем более печальное зрелище собой представлял. Осунувшийся, бледный, с напоминающим маску лицом, он сейчас казался старше оборотов на двадцать, если не больше. Одетый в больничную робу, Верда лежал на спине, до пояса накрытый одеялом. Вытянутые вдоль тела поверх одеяла руки настойчиво напоминали доктору Ивиту его постоянных пациентов -- столь же неподвижных, пустых и безучастных к окружающему миру. Тени от стоящего на прикроватной тумбочке ночника падали на лицо мужчины, заостряя черты и углубляя провалы глаз. Он выглядел покойником, даром что грудь мерно вздымалась в такт редкого дыхания.

-- Проснись, -- тихо позвал Плира и осторожно потрепал пациента по плечу. Тот молча открыл глаза, но взгляд на внешнем раздражителе не сфокусировал, неподвижно пялясь в потолок. -- Сядь, -- продолжил доктор и потянул Верду за плечо.

В больнице о поведении и состоянии Первого арра много шушукались, особенно -- в первое время. Дивились странности и необычности поведения, уподобляющего пациента послушной кукле. Он понимал простые команды, даже выполнял их, но сам в это время оставался безразлично-безучастным, и если не приказать ему есть, мог умирать с голода рядом с полной тарелкой.

-- Пей, -- пальцами одной руки аккуратно разжав рот пациенту -- тот не возражал и не сопротивлялся -- Плира начал аккуратно вливать снадобье. Несколько судорожных глотков, пара капель сбежала по подбородку -- и начался обратный отсчёт.

Старик так же аккуратно, неспешно и тщательно промыл пузырёк и пробку в стакане -- благо, и тот, и кувшин с водой обнаружились здесь же, у ночника -- и напоил этой водой всё того же пациента, чтобы у тех, кто будет проверять, не осталось ни малейшего шанса проверить подлинное содержимое флакона. А потом патологоанатом уложил пациента, тяжело опустился в кресло, с облегчением расслабил гудящую спину и спокойно принялся ждать.

Это действительно очень походило на смерть. Тихую и ласковую смерть во сне, волной дрожи прокатившуюся по измученному телу и принёсшую освобождение. Верда последний раз шумно вздохнул -- в этом выдохе единственному наблюдателю послышалось облегчение -- и замер. А доктор Ивит проверил пульс, который не прощупывался, и подумал, что, даже если это в самом деле смерть, а не обещанная Авиро летаргия, она всё равно лучше прежнего состояния бедолаги.

Но Первый арр окончательно затих, а Плира не спешил никуда уходить. Всё так же сидел, разглядывая медленно светлеющее за окном небо, и ждал. Ожидание продлилось недолго, ещё до рассвета в комнату вошла сиделка. Не заметив затихшего в углу старика, шумно вздохнула и подошла к окну, чтобы открыть его и немного проветрить.

-- Ну что, мальчик, просыпайся. Пойдём-ка, разомнём ноги, -- тихо проговорила женщина. Голос звучал устало и глухо -- она тоже не верила в выздоровление Первого арра.

-- Не стоит и пытаться, -- спокойно проговорил Плира, когда сиделка, озадаченная неподвижностью пациента, подошла ближе, чтобы потрясти его за плечо. Женщина испуганно вздрогнула, подслеповато сощурилась и ахнула:

-- Доктор! И давно вы здесь сидите? И как сюда попали?! Что-то я вас не припомню!

-- Я говорю, не трудитесь его будить, не получится, -- проигнорировав вопрос, повторил патологоанатом.

-- Что с ним?! -- боясь дотронуться до открытой холодной кожи пациента и убедиться в справедливости возникшего подозрения, женщина впилась взглядом в доктора. С испугом и... надеждой?

100